Политика

[dums]

Предупреждение:
Статья тежелая. Про историю и политику. Может сильно испортить настроение.
Я предупредила.

Гарри Каспаров. Спираль диктатуры

Еще совсем недавно регулярно появляющиеся в текстах оппозиционных публицистов аналогии между Олимпиадой 2014 года в Сочи и Олимпиадой 1936 года в Берлине воспринимались многими как эмоциональное преувеличение. Сейчас, когда российские вооруженные силы де-факто оккупировали Крым, сравнение Путина с Гитлером уже не кажется натянутым. Наиболее очевидное сходство — использование риторики о «защите соотечественников» с целью получения контроля над территориями сопредельных государств: Судетской области и других областей, населенных этническими немцами, — в случае Гитлера, Крыма (и, весьма вероятно, других территорий Восточной Украины) — в случае Путина.

У диктаторских режимов имеется общая логика их внутренней эволюции, наглядно проследить которую можно на примере современной России и Германии 30-х годов. Ход этой эволюции оказался предопределен тем, что оба режима являются персоналистскими диктатурами, выстроенными вокруг вождей, получивших власть в результате внутриэлитного сговора.

И Гитлер, и Путин пришли к власти на фоне ощутимых социально-экономических трудностей, оседлав уязвленное потерей имперского величия и утратой геополитического влияния самолюбие народов своих стран. На ранней стадии существования режимов действия диктаторов в значительной степени совпадали с запросами большинства населения. Экономический рост, пусть даже причиной его являлись не действия диктаторов, а благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура и (или) естественные циклические процессы в экономике, способствовали высокой популярности режимов. Национальному самосознанию льстила популистская риторика на тему «вставания с колен» и «возвращения утраченного величия».

Однако очень скоро дало о себе знать отсутствие механизма обратной связи, которого диктатуры, в отличие от демократий, лишены. Популярность диктатора в такой ситуации начинает падать, а в условиях персоналистской диктатуры это угрожает устойчивости режима в целом. Чтобы поддержать популярность и сохранить власть, диктаторы начинают проводить авантюрно-агрессивную внешнюю политику. Немаловажное значение имеет здесь то обстоятельство, что социальная база режима, возбужденная державно-патриотической риторикой, сама начинает требовать реальных шагов по восстановлению утраченной империи.

После того, как режим переходит к экспансионистской внешней политике, огромное значение для дальнейшего развития событий имеет реакция мирового сообщества. Увы, что в случае с Гитлером, что в случае с Путиным, реакция эта, выразившаяся в попытках «умиротворения» агрессора, оказалась абсолютно неадекватной.

Версальский мирный договор накладывал на Германию, как на государство, развязавшее Первую мировую войну, ряд ограничений, призванных сделать невозможным повторение агрессии. В частности, Германии было запрещено размещать свои вооруженные силы на территории Рейнской демилитаризованной зоны. В 1936 году германские войска заняли Рейнскую зону. Либеральные демократии Запада не предприняли никаких ответных шагов, хотя в то время Германия в военном отношении все еще была несопоставимо слабее Великобритании и Франции. Гитлер понял, что международно-правовые обязательства в условиях отсутствия политической воли у оппонентов можно спокойно игнорировать.

Следующим шагом был аншлюс Австрии в 1938 году, вновь без какого-либо противодействия со стороны демократических государств. Затем, когда Гитлер предъявил претензии на Судетскую область, западные лидеры наконец-то возмутились, но лишь для того, чтобы вновь спасовать перед Гитлером в жалкой попытке купить мир за счет отторжения Судет от Чехословакии. При подписании печально знаменитого Мюнхенского соглашения предполагалось, что после присоединения Судетской области у Германии более не будет территориальных претензий к Чехословакии, однако Гитлер, прекрасно к тому моменту понимавший, какова цена политических деклараций западных лидеров, таких как Чемберлен и Даладье, уже ощутил в полной мере свою безнаказанность, а потому принял решение «проглотить» Чехословакию целиком.

Как известно, следующим этапом стало нападение на Польшу и начало Второй мировой войны.

На протяжении 1936-1938 годов Гитлера можно было остановить сравнительно малой кровью, предотвратив тем самым крупнейшую бойню в человеческой истории. Нерешительность и политическая близорукость лидеров либеральных демократий дали возможность Гитлеру нарастить военную мощь настолько, что он смог захватить почти всю Европу. Все это время едва ли ни единственным человеком, адекватно оценивавшим ситуацию, оставался Уинстон Черчилль, неустанно твердивший об угрозе со стороны нацистской Германии, однако благодушная и высокомерная политическая элита предпочитала не воспринимать его утверждения всерьез. Человечество заплатило слишком дорогую цену за то, что премьер-министром Великобритании в 1938 году был Чемберлен, а не Черчилль.

Подобную же закономерность можно проследить и в поведении Путина. Поначалу он действовал весьма осторожно, избегая прямых конфликтов с международным сообществом, однако, наблюдая за реакцией западных лидеров, Путин очень быстро понял, что последние предпочитают брать пример с Чемберлена, а не с Черчилля.

Важным переломным моментом стала абсолютно «беззубая» реакция либеральных демократий Запада на российское вторжение в Грузию. Путин истолковал эту реакцию таким образом, что на постсоветском пространстве он может делать все, что пожелает — Запад, если и будет недоволен, ограничится лишь словесными декларациями. Отсутствие жесткой реакции Запада на вторжение в Грузию — одна из главных причин того, что сегодня российские войска находятся в Крыму.

Внешнеполитические успехи ведут к быстрой утрате адекватности как самим диктатором, так и режимом в целом. Поначалу многие немецкие генералы понимали все опасности войны на два фронта и прекрасно отдавали себе отчет в том, что Германия не может в одиночку противостоять едва ли не всему миру. Однако легкость, с которой были сделаны первоначальные территориальные приобретения, и готовность демократических лидеров идти на уступки привели к тому, что голоса скептиков-реалистов никто не воспринимал всерьез, да они и сами начали опасаться высказывать свою точку зрения, дабы — в атмосфере охватившей правящую верхушку эйфории — не быть обвиненными в пораженчестве. Нечто подобное произошло и в российской правящей верхушке после успеха грузинской авантюры 2008 года: даже те ее представители, что изначально боялись вторжения в Грузию из-за непредсказуемости последствий такого шага, приобрели абсолютно иррациональную веру в путинский «фарт», благодаря которому ему все будет сходить с рук.

Подобная эйфория охватывает, наряду с «элитой», и большинство населения, превращаясь в массовый психоз, коллективное безумие.

В Германии тридцатых это безумие вылилось в поддержку физического истребления евреев и развязанной Гитлером мировой войны, в современной России — в абсолютно иррациональную готовность воевать с Украиной из-за Крыма.

Что касается реакции общества на расправы с неугодными, то и здесь мы видим поразительное сходство между гитлеровской Германией и путинской Россией. Когда молот политических репрессий обрушился на лидера Левого фронта Сергея Удальцова и националиста Даниила Константинова, очень многие приличные люди в России поступили в полном соответствии с известными на весь мир строками бывшего узника Дахау Мартина Нимеллера и промолчали, ведь они не были ни левыми, ни националистами.

Разумеется, массовый психоз, о котором шла речь выше, не может сохраняться вечно — рано или поздно общество очнется и осознает всю гибельность ситуации, в которую завели Россию Путин и его клика.

Равным образом я убежден, что и Запад освободится от того неуместного благодушия, в котором он находится сегодня, и сменит нынешних слабых и безвольных политиков на новых лидеров, подобных Черчиллю и Рейгану. В конце концов одно из главных достоинств демократии в том и заключается, что она приводит к власти людей, востребованных обществом в конкретной исторической ситуации. Вот только со временем цена, которую придется уплатить, чтобы остановить зарвавшегося диктатора, возрастает.

Трагизм происходящего в том, что

Россия, скорее всего, уже пересекла тот рубеж, после которого «мягкий» сценарий выхода из диктатуры уже невозможен.

Мне бы очень хотелось ошибаться, но все происходящее свидетельствует о том, что революция, которая освободит Россию от Путина, будет совсем не «бархатной», и каждый день пребывания Путина у власти делает перспективы России все более и более удручающими.